Изображениями гор, как известно, изобилуют средневековые иконы. Эти вздыбленные ступенчатые горы-«лещадки», построенные по принципам обратной перспективы, абсолютно чужды всякому самостоятельному движению. Обеспечивая изоляцию «горнего мира» религиозной сцены от посюсторонней среды, они никоим образом не подражают абрису человеческих фигур, не внедряются в структуру сюжета, но сохраняют свою кристаллическую отрешенность, непричастную к хаосу земной природы.
Подобия «лещадок» долгое время сохранялись и в итальянской живописи, причем даже и в XV в., когда в пейзажной среде уже получили перевес панорамические (пространственно развитые вглубь) концепции. Английский искусствовед К. Кларк считал такого рода геологические гротески остатками средневекового «пейзажа-символа», враждебного нарождающемуся ренессансному чувству природы. Однако детали эти по сути обретали характер, противоречащий концепциям Средневековья. Такого рода скалы, т. е., по существу дела, гигантские камни, являлись художественными разработками простейших, доступнейших пейзажных моделей (хорошо известно, что еще итальянский живописец XIV в. Ченнино Ченнини рекомендовал в своем трактате изображать горы и скалы, наблюдая отдельные камни). К тому же, изучение минералов способствовало развитию индивидуальной творческой фантазии. Мертвая поверхность камня могла послужить стимулом для воображаемого конструирования целых художественных микроструктур. Это хорошо понимал Леонардо да Винчи, поведавший – хотя и с оттенком иронии – о дивных пейзажах и сценах битв, которые можно увидеть на старой, изъеденной временем стене.
Какой же смысл обретала поэзия камня у мастеров раннего Возрождения? Для ответа на этот вопрос взглянем на «Мадонну с младенцем» работы Андреа Мантеньи, иногда называемую «Мадонна пещеры» (рис. 1). Внимание зрителя здесь властно приковывает к себе огромная полуфантастическая скала, имеющая все же несомненный натурный прототип. Вулканические базальтовые глыбы, которые художник мог видеть на пути между Вероной и Виченцей, весьма часто принимают вид подобных столбчатых конгломератов. Важное значение имеют в композиции и программно-символические нюансы, ибо с их помощью инертная масса базальта включается в мощный, охватывающий всю пейзажную среду процесс обновления, духовного преображения мира (если именно так понимать оппозицию каменистого бесплодья, окружающего каменоломню справа, и раскинувшейся слева сельской местности со стадами и плодоносящими полями).
В средневековых рассуждениях о природе минералов параллельно развивались две взаимопереплетающиеся тенденции. Одна из них привлекала внимание к мертвящей пассивности каменного царства, выдвигая понятие о так называемой минерализующей силе, сковывающей подвижность растительной или животной жизни (именно таким образом должны были возникать окаменелости). Другая тенденция выдвигала идею «пластической мощи», формирующей «рост» окаменелостей и рудных жил не как тупиковое ответвление природного процесса, но как результат «природной игры», свидетельствующей о богатых творческих возможностях материи. Их формирование в средневековом сознании (особенно в концепциях алхимиков) осмыслялось по аналогии с ростом растений. Тем самым «тварная» природа – даже в своей наименее одушевленной, т. е. геологической ипостаси – наделялась способностью к самостоятельному созданию новых форм, а акт «божественного творения» постепенно превращался в подобие поэтапно разворачивающегося естественного процесса.
Из статьи «Природа и человек в искусстве Возрождения» (М.Н. Соколов), журнал «Природа» № 11, 1984 (С. 58–59).
Огарышев Сергей Иванович. Консультант, автор и владелец сайта basalt-online.ru. Издатель и директор отраслевого журнала «Базальтовые технологии». +7 902 47–322–21, sergey@ogaryshev.org
